Руки
моего папы всегда пахли бензином. Он был шофером. Даже тогда, когда работал
заместителем директора совхоза. Он никогда не расставался с машиной. Сколько я
себя помню, папа всегда был за рулем. Даже тогда, когда смертельная болезнь
отняла последние силы. Он уезжал на рыбалку, чтобы хоть как-то скрыть свою боль
от мамы, чтобы хоть как-то отвлечься от боли самому. Приезжая с рыбалки домой,
он подолгу оставался в машине – у него не было сил выйти из нее.
Папы
целыми днями не было дома – он часто уезжал в рейсы – в город за 250 км , в урман за лесом, на
заимку… Мы всегда с нетерпением ждали его домой. Особенно, если шел дождь,
или
мела метель. Мы переживали за него, потому что очень сильно любили его. А он,
возвращаясь домой откуда бы то ни было, всегда привозил нам гостинцы. Зимой из
урмана он привозил нам кедровые шишки, из города – газировку, а из леса –пучки
и язычки, саранки. То, что ему пришлось есть самому мальчишкой в войну. А еще
он привозил собранные в букет веточки с ягодами клубники… Папины гостинцы были
всегда такими необычными и неожиданными. Гостинцы папа приносил с работы и нашим с сестрой детям. Это были
пряники и конфеты, которые он брал с собой на работу, чтобы потом принести
детишкам «подарок от зайчика». Мой маленький сынишка, приезжая из города в
деревню, забегал в дом с остатками газировки, купленной ему в дорогу и радостно
кричал: «Баба старенькая, я тебе гостинчик привез!»
Папа
всегда привозил гостинцы мне и моей семье в город. Как-то перед новым годом мы
купили скромную реденькую сосенку и нарядили ее. Приходим с работы домой – а в
доме красавица елочка. Конечно же, мы быстренько новогодние украшения водрузили
на папин гостинец. Папа любил чем-то порадовать всех нас.
Когда
он заболел, а это был 92 год, сильно порадовать нас ему уже было нечем. Мама
уже не работала в магазине, да и в городе можно было купить все. Он приезжал к
нам со своим портфелем, в котором лежало хоть что-нибудь для нас, и как-то
беспомощно разводил руками, сокрушаясь: «Ребятишки, нечем мне вас побаловать»…
Теперь уже мне хотелось хоть чем-то побаловать его… Он не мог есть – у него был
поражен пищевод, а мне хотелось хоть как-то дать ему надежду, что все еще может
быть нормально. Я уговаривала его выпить перед едой ложечку подсолнечного
масла, варила ему жидкую кашу…
Свой
дочерний долг перед папой я выполнила, как могла. Я шла с ним на рентген и к
врачу, чтобы самой услышать от врача страшный диагноз… Я показывала на
рентгеновском снимке опухоль, которая была на его пищеводе, я объясняла ему,
что опухоли бывают разные – злокачественные и доброкачественные. Так вот,
убеждала я папу, у тебя опухоль, которая не так страшна… Ведь результаты
биопсии не подтверждали наличие раковых клеток…Скорее всего, ты когда-то обжег
пищевод бензином… Раньше шофера возили с собой в рейсы бочки с бензином, и
чтобы заправить машину, нужно было втянуть в себя воздух из шланга, опущенного
в бочку с бензином. А с воздухом иногда попадал и бензин..
Когда
врач произнес диагноз папы, я не знаю до сих пор, как мне удалось сдержать крик
моей души… Прокусывая кожу на своей руке, чтобы приглушить душевную боль
физической, я шла следом за ним из больницы, и пыталась спокойно разговаривать
с ним.
Когда
врачи сделали ему операцию, они убедились, что уже ничем ему не помочь. Конечно
же, они и не подумали о том, что его хотя бы ради какой- то надежды нужно
его поставить на послеоперационную диету. Ему оставили общий стол. Это было для
него такой неожиданность - как это после удаления части желудка можно есть то,
что ел вчера.. Мне пришлось убеждать
лечащего врача участвовать в моей лжи и назначать папе послеоперационную
диету.… Хотя по сути операции не было – разрезали и зашили. А потом, когда его
перевели в другую больницу на химиотерапию, мне пришлось ехать вместе с ним в
санитарной машине, что успеть рассказать его новому врачу мою легенду, что папе
удалили часть желудка, до того, как врач осмотрит папу и его снимки.
Когда
он понял, что пища все-таки не проходит через пищевод, моя легенда приобрела
новые очертания – на месте шва образовались спайки или рубец, которые не могли
не образоваться в столь неудобном месте – на стыке пищевода с желудком.
Папа
похудел так, что вместо костюма 56 размера он смог надеть костюм моего мужа 48
размера. И опять мне приходилось убеждать его, что так и должно было быть. Ведь
отец папы, мой дедушка, братья папы, родные и двоюродные, все были худощавыми.
Никто
в нашей семье не знает точно, знал ли папа свой диагноз? Он никогда не говорил
никому о своей болезни. Мне
иногда казалось, что он все знает и скрывает от нас свои догадки. Ведь мы же
убеждаем друг друга, что все хорошо.
Папы
нет уже много лет. Когда его не стало, я увидела себя одиноко стоящим деревом
на семи ветрах. Как на юру…
Комментариев нет:
Отправить комментарий