Знал ли папа?

Руки моего папы всегда пахли бензином. Он был шофером. Даже тогда, когда работал заместителем директора совхоза. Он никогда не расставался с машиной. Сколько я себя помню, папа всегда был за рулем. Даже тогда, когда смертельная болезнь отняла последние силы. Он уезжал на рыбалку, чтобы хоть как-то скрыть свою боль от мамы, чтобы хоть как-то отвлечься от боли самому. Приезжая с рыбалки домой, он подолгу оставался в машине – у него не было сил выйти из нее.

Папы целыми днями не было дома – он часто уезжал в рейсы – в город за 250 км, в урман за лесом, на заимку… Мы всегда с нетерпением ждали его домой. Особенно, если шел дождь, или мела метель. Мы переживали за него, потому что очень сильно любили его. А он, возвращаясь домой откуда бы то ни было, всегда привозил нам гостинцы. Зимой из урмана он привозил нам кедровые шишки, из города – газировку, а из леса –пучки и язычки, саранки. То, что ему пришлось есть самому мальчишкой в войну. А еще он привозил собранные в букет веточки с ягодами клубники…

Папины гостинцы были всегда такими необычными и неожиданными. Гостинцы папа приносил  с работы и нашим с сестрой детям. Это были пряники и конфеты, которые он брал с собой на работу, чтобы потом принести детишкам «подарок от зайчика». Мой маленький сынишка, приезжая из города в деревню, забегал в дом с остатками газировки, купленной ему в дорогу и радостно кричал «Бабулечка, я тебе гостинчик привез».

Папа всегда привозил гостинцы мне и моей семье в город. Как-то перед новым годом мы купили скромную реденькую сосенку и нарядили ее. Приходим с работы домой – а в доме красавица елочка. Конечно же, мы быстренько новогодние украшения водрузили на папин гостинец. Папа любил чем-то порадовать всех нас.

Когда он заболел, а это был 92 год, сильно порадовать нас ему уже было нечем. Мама уже не работала в сельском магазине, да и в городе можно было купить все. Он приезжал к нам со своим портфелем, в котором лежало хоть что-нибудь для нас, и   как-то беспомощно разводил руками и сокрушался «Ребятишки, нечем мне вас побаловать»…

Теперь уже мне хотелось хоть чем-то побаловать его… Он не мог есть – у него был поражен пищевод, а мне хотелось хоть как-то дать ему надежду, что все еще может быть нормально. Я уговаривала его выпить перед едой ложечку подсолнечного масла, варила ему жидкую кашу…

Свой дочерний долг перед папой я выполнила, как могла. Я шла с ним на рентген и к врачу, чтобы самой услышать от врача страшный диагноз… Показывая на рентгеновском снимке опухоль, которая была на его пищеводе, я объясняла ему, что опухоли бывают разные – злокачественные и доброкачественные. Так вот, убеждала я папу, у тебя опухоль, которая не так страшна… Ведь результаты биопсии не подтверждали наличие раковых клеток…Скорее всего, ты когда-то обжег пищевод бензином… Раньше шофера возили с собой в рейсы бочки с бензином, и чтобы заправить машину, нужно было втянуть в себя воздух из шланга, опущенного в бочку с бензином. А с воздухом иногда попадал и бензин..

Когда врач произнес диагноз папы, я не знаю до сих пор, как мне удалось сдержать крик моей души… Прокусывая кожу на своей руке, чтобы приглушить душевную боль физической, я шла следом за ним из больницы, и пыталась спокойно разговаривать с ним.

Когда врачи сделали ему операцию, они убедились, что уже ничем ему не помочь. Конечно же, они и не подумали о том, что его хотя бы ради какой- то надежды нужно поставить на послеоперационную диету. Ему оставили общий стол. Это было для него такой неожиданность — как это после удаления части желудка можно есть то, что ел вчера.. Мне пришлось убеждать  лечащего врача участвовать в моей лжи и назначать папе послеоперационную диету.… Хотя по сути операции не было – разрезали и зашили.

А потом, когда его перевели в другую больницу на химиотерапию, мне пришлось ехать вместе с ним в санитарной машине, что успеть рассказать его новому врачу мою легенду, что папе удалили часть желудка, до того, как врач осмотрит папу и его снимки.

Когда он понял, что пища все-таки не проходит через пищевод, моя легенда приобрела новые очертания – на месте шва образовались спайки или рубец, которые не могли не образоваться в столь неудобном месте – на стыке пищевода с желудком.

Папа похудел так, что вместо костюма 56 размера он смог надеть костюм моего мужа 48 размера. И опять мне приходилось убеждать его, что так и должно было быть. Ведь отец папы, мой дедушка, братья папы, родные и двоюродные, все были худощавыми.

Никто в нашей семье не знает точно, знал ли папа свой диагноз? Он никогда не говорил никому о своей болезни. Мне иногда казалось, что он все знает и скрывает от нас свои догадки. По-моему, мы оба обманывали друг друга.

Папы нет уже много лет. Когда его не стало, я увидела себя одиноко стоящим деревом на семи ветрах. Как на юру…